«Если бы не ранение, пленил бы Паулюса»: ветераны без прикрас рассказали об ужасах и геройствах в Сталинградской битве
- Пятница, 2 февраля 2018, 7:42
- Главное/, Красноярск, Новости
- Нет комментариев
Ты родину любил, как мать,Ушел в окопы прямо с выпускного.Любимую девчонку не успел поцеловать,Любимой маме не сказал ни слова.
Это не стихотворение одного из поэтов-фронтовиков, а строки, написанные одним из героев этой статьи. Сегодня, 2 февраля, мы вспоминаем 75-летие победы в Сталинградской битве. В Красноярске в живых осталось всего 11 героев сражения. Им всем за 90 лет, у многих уже слабое здоровье, поэтому поговорить об одной из самых кровавых битв в истории человечества смогли поговорить двое. Они поделились своими эмоциями, вспомнили о страшных эпизодах и моментах радости на войне.
Справка: Сталинградская битва (17 июля 1942 — 2 февраля 1943) — историками делится на два периода: оборона Сталинграда — с 17 июля по 18 ноября 1942 года, и наступательный период — с 19 ноября 1942 года — завершившийся 2 февраля 1943 года разгромом немецко-фашистских войск и капитуляцией фельдмаршала Фридриха Паулюса вместе со своей 250-тысячной группировкой. Считается одной из самых кровавых в истории человечества, погибшие с обеих сторон в совокупности исчисляются миллионами. Эта битва стала переломным моментом в ходе войны.
Леонид Леонтьевич Рязанцев, 95 лет, артиллерист
Леонид Леонтьевич встретил бой в 18-летнем возрасте. К тому моменту он уже успел стать курсантом полковой школы минометчиков и лучшим наводчиком. Когда началась война, его отправили на границу с Японией, а 1942 году после окончания курсов офицеров его и других служащих отправили в Сталинград.
Вспоминает, когда они ехали на фронт из Комсомольска-на-Амуре (Леонид Леонтьевич родился и жил на Дальнем Востоке, в селе Ушаковка, а учился в Николаевске-на-Амуре), всю дорогу пели песни.
«Мы молоды были, войны так таковой не видели. Я получил звание лейтенанта, нас одели в форму, посадили в вагоны и сказали, что поедете в 7-ю пулеметную роту. Пока ехали по крупным сибирским городам, нас встречали, в Красноярске помню, от души накормили. Поехали мы по южной стороне, через Уфу, Астрахань и остановились на станции Баскунчак, где озеро. И там мы попали под бомбежку».
Это ваша первая бомбежка?
— Да. Напугались! Давай все прятаться, а куда прятаться? Станция маленькая, кто куда! А я залез под свой же эшелон, под вагоны забрался и сидел, отсиживался. А снаряды летчиков немецких летят, бомбят по станции, снаряды прилетели в наши вагоны. Я выскочил оттуда и побежал прятаться на станцию. Перепугались, страшное дело! После этой бомбежки мы пошли пешком.
Так через Ульяновск, Ленинск, село Капустин Яр, Красногорск, село Бикетовка оставшиеся 140 человек дошли до Сталинграда. Это был август. Заняли Мамаев курган вместе с 147 полком пулеметного батальона, но немцы окружили, пришлось спуститься. Так Леонид Леонтьевич оказался в уже в полуразрушенном Сталинграде:
«Это страшно говорить. Город бомбили и немцы, и наши. Он весь горел!».
И тут же пришлось начинать оборону и принять командование пулеметным взводом 64 армии под началом генерала Михаила Шумилова. Схватили тогда одного солдата, хотели расстрелять, но решили для начала допросить. Пленный оказался студентом из Румынии. Леонид Леонтьевич привел его к котлу, его накормили и сдали в плен.
«Сложно было переступить момент, когда нужно было убивать. Наши ребята кричали немцам, мол, ваше дело проиграно, идите к нам, будете живыми! Но чем дальше мы воевали, тем жалости оставалось все меньше», — говорит герой войны.
Ветеран участвовал во взятии штаба Паулюса, который находился в здании универмага:
«Мы его окружали, сколько раз посылали парламентеров, чтобы он сдался! Он отказывался, тогда наши самолеты начали бомбить. В общем, провоевал я там 3,5 месяца, почти весь Сталинградский бой. Но 23 декабря 1942 года пришлось закончить из-за ранения».
Однако до того, как окружить Паулюса, немецкие войска сильно теснили солдат. Приходилось прятаться в разрушенных домах, пытаться выжить, но только «Ни шагу назад». Леонид Леонтьевич вспоминает, что в городе практически не осталось дома выше второго этажа, все было в страшных руинах. Волга была багряно-красной от крови людей, переправляющих помощь через реку. От точного удара снаряда погибали разом 30-40 человек на земле. От такой участи прятались в подвалах, за валунами, за обрушенными стенами и уже оттуда вели огонь. Когда немец окружал и врывался в здание, приходилось с пулеметами наперевес перебегать в другое здание:
«В бою в 50 метрах друг от друга мы лежим, они кричат, издеваются, мол, приходи, Шнапс выпьем! А мы по ним пулеметным огнем — вот наш ответ!».
— Как восстанавливали свои силы?
— Где прижмет ночью, там и спим, у нас только шинель и шапка. Где отверстие увидим — туда и прятались на сон. Сидишь в другой раз, и спишь. Спали мы по два часа. А немцы у них порядок такой, одиннадцать часов ночи — они не стреляют, спят.
— А вы этим моментом не пользовались?
— Конечно пользовались. У меня один из трех пулеметов был немецкий, так я ночью ползал к убитым немцам, чтобы патроны выгрести. И заряжали потом этими патронами пулемет и днем вели огонь.
Но удача артиллериста-пулеметчика покинула 23 декабря. Его тяжело ранили в правый бок.
«Мы столкнулись в немцами в штыковую. Я смотрел в винтовку со штыком и бросились мы на подразделения немцев, я успел выстрелить три раза, одного свалил сразу штыком, второго ранил, он упал, но тут в меня кто-то из них выстрелил, пока ружье перезаряжал. Пуля прошла сквозь тело, чуть не задев печень.
Меня нашли девушки, жительницы города, они перевязали меня, раны не обрабатывали и оттащили в подвал, где я двое суток пролежал. Слышал, как недалеко кричали немцы. Потом мои солдаты пришли, отнесли меня на плащ-палатке к Волге на песок, а там наш самолет АН-2 прилетел! Прямо рядом сел! Если бы не этот самолет, не мои солдаты, не девушки, я бы там просто замерз или немцы пристрелили».
АН-2 — самолет маленький, поэтому ящики с ранеными подвешивали на крылья. Раненого Леонида Леонтьевича погрузили в такой ящик, другого раненого на крыло в другой ящик, а третьего в кабину, и самолет отправился в Ульяновск, полет длился 15 минут. Лошадь на санях отвезла офицера в школу, где находилась медсанчасть. Вместо кроватей стелили солому. Сделали операцию, прочистили рану и поездом отправили в Уральск в стационарный госпиталь.
«Там мне вручили, кто действительно воевал в Сталинграде, вот такое удостоверение (показывает), медаль и орден Отечественной войны. Если бы меня не ранили, я бы пленил Паулюса», — с легким сожалением говорит ветеран.
Признался, что там познакомился с медсестрой. Они нравились друг другу, но он раненый, потом его ждала служба. Если бы не эти обстоятельства, то возможно и поженились. Свою первую жену он уже встретил в Красноярске, когда прибыл учить курсантов в полк. Из-за любви здесь же и остался. С первой супругой прожил 18 лет, со второй — 45 лет. Из своего батальона Леонид никого не встретил, говорит, возможно, всех перебили. Но с некоторыми фронтовыми товарищами, кто еще жив, до сих пор поддерживает связь.
Уже в конце нашего разговора Леонид Леонтьевич показал тетрадь со стихами, написанными им в разные годы жизни. С выражением он прочитал:
Дорогой обожженную войной Ты шел, солдат, к победе. За плечами в рюкзаке всегда было письмо Любимой и единственной на свете. Ты вынес непосильный груз, Ты бил врага, ты ненавидел немца. В твоих победах радостью была Ее частичка доброты и сердца. Заветный треугольничек письма Ты в сердце нес с собою И согревался ночью у костра Письмом, написанным ее рукою. Ты родину любил как мать, Ушел в окопы прямо с выпускного. Любимую девчонку не успел поцеловать, Любимой маме не сказал ни слова. С боями до Берлина ты дошел, Сражен был насмерть у Рейхстага. И падая, успел ты прошептать: Прощай, любимая, родная мама.
— Когда вы уходили на фронт, вас провожала любимая?
— Нет, вот почему я и писал так. А мать не знала, что я поехал на фронт. Она была в Николаевске-на-Амуре, а я уезжал из Комсомольска-на-Амуре.
Кстати, 7 февраля Леониду Леонтьевичу исполнится 96 лет.
Борис Иванович Быстров, 95 лет, связист
Улыбчивый и гостеприимный Борис Иванович очень любит поговорить о жизни и напоить чаем. Но когда разговор заходит о битве, его лицо вытягивается и принимает строгие черты:
«Я в Сталинграде 7 ноября свое 19-летие встретил. Помню ли я свой день рождение? Что ты, милочка. Там не до праздников, там устав!».
Борис Иванович был связистом в составе 64 армии, они шли вместе с солдатами и прокладывали коммуникации.Признается, было страшно, но не как тем, кто был в самом городе. У тех, кто был в центре событий, шансов выжить в тысячи раз меньше.
Говорит, что так получилось, что его 64-я, а также в 62-армия почти полностью состояли из сибиряков. Они и разгромили армию Паулюса. Когда немецкого главнокомандующего взяли в плен, то немцы почти сразу начали сдаваться пачками, выходили сами с поднятыми руками, в тоненьких штанишках, замерзшие.
«Столько было крови, столько было убитых! Мы два месяца хоронили трупы. И если немцы старались похоронить своих и наших в отдельных могилах, то русские выкапывали одну большую яму и скидывали все тела туда. А как было не хоронить? Тела разлагаются, смрад стоял невыносимый».
Борис Иванович переключается на воспоминания об освобождении Европы (он и его команда дошли до Праги). Говорит, что очень удивило состояние наших городов по сравнению с европейскими — последние меньше пострадали после боев. В Европе он воевал не только против немцев, но и их союзников:
«Венгры, румыны, молодцы—этих ребят было жалко. Молодых мобилизовали на бои, их не спрашивали, хотели ли они воевать. В отличие от немцев, которые не щадили никого, ни детей, ни женщин, ни стариков, они отличались порядочностью», — говорит герой битвы.
Говорит, что по пути, может, и хотелось отдохнуть—в подвалах, вымощенных камнем, стояли огромные бочки с вином, каких в СССР не видели, но попытка расслабиться могла стоить жизни. Приходилось быть постоянно в движении, постоянно на марше. А еще — беречь оружие, за него приходилось отвечать в прямом смысле головой. Потерял, не уберег — пускали под трибунал. А там или расстрел или «на мясо» в штрафбат — попавших под военный суд отправляли первыми в бой. Та же судьба ждала изменников или тех, кто струсил.
На вопрос о шансах на выживание на войне ветеран вспоминает грустную историю астраханских связисток: «В атаку они не ходили, дежурили на АТС. Но до Праги вместе с нами дошла только одна, Анна. Особо много на Курской дуге (крупнейшей танковое сражение войны — прим. авт.) полегло, хотя в Сталинграде продержались все». Повышает возможности выжить — дисциплина.
«На войне можно выжить, если ты умеешь слушаться приказов командира и не трусишь. Как только эмоции возьмут верх, шансы умереть сразу становятся очень высокими», — говорит ветеран и добавляет: «А еще на войне важно оставаться человеком».