Александр Карелин: «Главное, какое место ты занимаешь в комбинации»

Он – уверен в себе и расслаблен. Но при этом очень внимателен к собеседнику. Делает глоток кофе только, когда говорит сам. Когда говорит собеседник – застывает. Он производит монументальное впечатление. В голове постоянно навязчиво всплывает ассоциация – Карелин, как Россия. Во время разговора, описывая народ, трехкратный олимпийский чемпион и депутат Госдумы будто описывает себя: «В мирное время мы расслабленные, но чуть что — собираемся». Его мимика и движения резко меняются, когда речь заходит о политической ситуации в стране. Видно, что на эти темы он много размышляет. Но все равно каждое слово, каждую мысль переживает, как в первый раз. После интервью он мягко журит меня за то, что большая часть разговора была о политике, а не о борьбе. Я предлагаю убрать любой непонравившийся фрагмент беседы — «Нет, оставь. Молодец, что расшевелил».

«Есть две силы – Союз и Штаты»

— Если бы вам нужно было представиться незнакомому человеку – что бы сказали в первую очередь? Кто такой Александр Карелин?

— Борец из Новосибирска. И только потом всё остальное.

— Для большинства россиян вы, по-прежнему, великий спортсмен. С политикой ассоциируетесь гораздо меньше. Как вы в эту роль вжились?

— Я в нее не вживался, честно сказать. Я лишь насобачился носить пиджак, глаженые сорочки, да галстук всегда в кармане держать. Я же не просто так представляюсь, как борец из Новосибирска. Именно борьба меня сформировала. Деформировала. И не столько внешне, сколько внутренне. Все же очень связано: категории меняются, а эмоции остаются. Люди, которые гордились сопричастностью к моим победам, из болельщиков стали избирателями. Но здесь больше коллективной работы. И потому сложнее объяснение. На ковре все просто: выходят двое борцов в присутствии трех судей. Один выигрывает. И можно ничего не объяснять. Здесь другая история: законы, ожидания. Я воспринимаю нашу работу, как работу переводчиков – мы стоим на стыке между теми, кто ожидает решений и теми, кто их принимает. Между властью и обществом.

— Вы стоите у основания «Единой России». В политику ушли в конце 90-х, перед Олимпиадой в Сиднее. Возможно, по вашему собственному признанию, это помешало подготовке, и вы не смогли выиграть четвертое золото. Спустя 15 лет оцените – это было правильное решение или нужно было сосредоточиться на борьбе?

— Нужно было сосредоточиться на борьбе. Отвечаю коротко. Но я не жалею о том, что сделано. Во-первых, мы заметны. Но не это главное. Тогда мы создавали инструмент, который делает государство сильнее. Создавали и усиливали его. В 99-ом году был «Медведь» — межрегиональное избирательное движение, потом появилось «Единство», потом мы, казалось, с непримиримыми соперниками на этом поприще — «Отечеством» и еще двумя партиями — объединились и сделали как раз «Единую Россию».

Конечно, на тот период нужно было заканчивать. Это было бы более разумно, эгоистично, если угодно. Но уже тогда я сложно думал обо всем происходящем. Несмотря на очевидную потерю, лишь второе место на Олимпиаде в Австралии, не жалею. Интереснейшая работа.

— Сейчас уже спокойно воспринимаете поражение от американца Рулона Гарднера в финале Олимпийских игр?

— Я боюсь, не научусь воспринимать его спокойно никогда.

— После того, как отношения между Россией и США обострились, поражение переживаете острее?

— Вы знаете, когда началась предпоследняя редакция Майдана, мы писали письмо поддержки нашим коллегам-борцам на Украине. Учитывая, что я участвую в редакционной коллегии национальной федерации, я предложил свой вариант текста. Начинался он лаконично: “Уважаемые конкуренты!”. И когда текст рассматривали на бюро федерации, меня спросили: “Зачем так жестко?”. Я ответил: “Для меня конкурент – не враг”. И здесь то же самое. Хотя я впервые в жизни проиграл иностранному борцу.

— Я задал этот вопрос, потому что вы часто акцентируете на том, что уступили именно американцу.

— А на чем я еще должен акцентировать? Вот вам исчерпывающий пример. 87-ой год, Кубок мира, Олбани — столица штата Нью-Йорк. Небольшой университетский городок. Командный турнир, 10 весовых категорий. Боремся с кубинцами. На коврах настоящая резня. Выигрываем с перевесом в два балла, у нас еще и парень травмировался, ключицу сломал. Но зал пустой. Никого. Хотя схватки напряженные, динамика, накал. Температура, как на доменном производстве. Вечером встречаемся с командой США. У нас минус один борец, заменить травмированного товарища некем, человек в гипсе. Но выигрываем мы нормально – 9:1. Полный зал, трибуны ревут. Потом меня интервьюируют, я спрашиваю: “Почему так? Там же была красивейшая борьба!” – ‘’Слушай, ну, что такое Куба? Есть две силы – Союз и Штаты. Остальные – статисты”. Это не моя формулировка. И судя по тому, какие наши партнеры предлагают условия для сотрудничества — они в этом состоянии находятся до сих пор.

«Бородавка на лице динозавра»

— В 99 году вы провели поединок по правилам смешанных единоборств против японской звезды MMA и рестлинга Акиро Маэды. Выиграли, не нанеся ни одного удара, при помощи вашего коронного приема – обратного пояса. Почему решили принять в поединке участие?

— Перед «обратным поясом» был доходчивый аргумент. Я просто-напросто нагрузил ему затылочную часть голову и, как следствие, его шея не справилась. А как только мышцы ослабли, кислород закончился вместе с кровотоком. Как говорит про этот прием Анатолий Иванович Винник, наш легендарный тренер с позывным «Вожак»: «Делай ему шиньон!». Когда берешь за затылочек, наклоняешь человека, а у кого волосы длиннее, чем у меня, они дыбом встают. Я думаю, что больше всего именно это Акире не понравилось.

А принять в этом участие решил из-за командной солидарности. Ребята искали продолжение века в Японии. А там же все большое – почитаемо. В Японии «сан» – уважительное обращение, а у меня Сан Саныч. Когда они разобрались, что я Сан Саныч сан – три раза… А если серьезно, парни-коллеги сказали: «Здесь нас возможности лишил, поехали там поддержишь. На тебя придут посмотреть и нас, глядишь, возьмут в эту лигу». Поехал. Поучаствовал в тренировке: ну, неинтересно же сидеть на лавке, ходить просто на экскурсии. Так попал на глаза к японцам. Потом пытался отказаться от затеи. Но не смог. Слишком много сил было потрачено — не мной, но японцами.

— Правда, что вместо вас Майка Тайсона звали?

— Да, приглашали. Японцы они такие – безгранично творческие. При всей своей консервативности. Подобные поединки проводились в Японии задолго до нашего. Это все идет от боя между Мохаммедом Али и Антонио Иноки. Когда японец в кимоно лежал на ринге, а Мохаммед вокруг него прыгал. Антонио очень уважаемый там человек, неимоверно почитаемый. И Акиро, видимо, решил пойти по его стопам.

— Предложения драться еще были?

— Были, но я подумал, что больше ни к чему набирать такие кляксы.

— Говорят, после завершения карьеры вам предлагали сниматься в Голливуде.

— Мне по ходу действия предлагали. Я даже ездил в США на пробы. Меня снимали, просили делать гримасы. Видимо, это их больше всего интересовало: гримасы с моей характерной наружностью. Они, похоже, по-другому русских не представляют (смеется). Мной занималась очень заметная компания. Я поехал туда с Кузнецовым (прим. авт. – личный тренер). Как в одном из фильмов: «Она, конечно, придет, но с кузнецом». Приехали с шефом, посмотрели – вкусно, красиво, но я не артист.

— Какие роли предлагали?

— Такие же. Отставной офицер КГБ или бородавка на лице динозавра без грима.

«Креститься левой пяточкой»

— В отличие от борцовского сообщества, которое воспринимается, как братство, в депутатском — хватает лицемерия и грязи. Народные избранники призваны защищать интересы людей, но они зачастую преследуют собственные. В том числе не брезгуют самопиаром. Например, продвигают законопроекты об охране граждан от последствий потребления чеснока и другие глупости. У вас дискомфорта из-за этого не возникало?

— Должен признаться, дискомфорт меня не покидал. Я хочу сразу отметить, мне доверили ту часть, о которой мы говорили выше – партийное строительство. Долгое время я не только возглавлял региональную организацию, но и занимался координацией по Сибирскому федеральному округу. Именно координацией. Вы же знаете, у нас тут недалеко друг до друга ехать. А когда рассказываешь иркутянам, что, например, в Томске или Чите есть замечательная организация, где люди за счет творчества и убежденности делают удивительно доходчивые истории, это очень помогает. Я научился это переводить на свой лад. Переводить на понятное мне.

А про смешные законы – для меня поначалу было удивительно такое их количество. Например, о правах животных-компаньонов и прочее. Я никогда на эти мелочи-то не разменивался. Мы создали инструмент и от этого отступать не намерены. Потому что мы сделали возможным то, что государство может так оперативно реагировать на вызовы. Сегодня и в обороне, несмотря на очевидные ошибки по дистанции, мы способны не только к мобилизационным, но и к организационным, последовательным усилиям. Это работает. А придумать оригинальный закон, который бы щекотал воображение и возмущал окружающих, неинтересно. Или не для меня. Так получилось, что я ни тогда, ни сейчас не ищу заметности. Если я опаздываю на самолет – для меня не принципиально пройти через зал официальных делегаций. Если амбиции выражаются во внешней шелухе – это не амбиции. А вот вывести сложную кампанию, привести аргументы, не стесняясь, не прятаться – другое дело. Я помню движение, когда мне рассказывали: «Зачем ты едешь по городам и весям? Зачем за месяц проводишь по 120 встреч? Вон, вышел, тебя показали по телеку, люди уже знают, ты заметен». А потом в ходе этих компаний появлялись у нас соратники, собеседники. Это не было таким модным, престижным. И глава государства нас еще не возглавлял, не считал нас партией, на которую он опирается – нам нужно было до этого дорасти. Мы выбирали глав сельских районов. И когда лет через 10 мне говорят: «Ну, конечно, вас в этом районе так активно поддерживают, потому что есть административный ресурс» – «Подожди, подожди. Вы же меня 10 лет назад отговаривали ехать. Этот административный ресурс, реальная поддержка и собеседники достойные – это следствие той работы, того уважения, которое мы приехали и оказали. Именно приехали и оказали, сказав избирателям: “Вот это наш кандидат, просим поддержать. Потому что он будет ответственно работать, потому что он встроен в систему». Все зависит от того, как ты относишься к делу. Когда амбиции ограничиваются размером мигалки на крыше, или каким по очереди тебя объявляют – не это же главное. Главное, какое место ты занимаешь в комбинации.

— Есть ли у вас амбиции стать, например, премьер-министром?

— У нас был замечательный тренер по биатлону Виталий Николаевич Фатьянов, который говорил: «Работай и тебя заметят или работай и тебя заменят». Скрестись ради того, чтобы куда-то продвинуться, на мой взгляд, неправильно. Если бы я так сложно думал, то не оставил бы для себя местоположения в команде. Я просто честно делал свое дело. Сейчас я занимаюсь тем же самым. Я служу, я беру те задачи, которые для кого-то, может, неудобны и не сулят очевидных дивидендов вроде попадания в следующий созыв или узнаваемости из-за приглашений на ток-шоу. Я не хожу на передачи, где нужно драться за микрофон, потому что не умею этого делать. Я не представляю, как буду выхватывать или толкаться локтями, чтобы что-то тявкнуть в это вместилище звука. Не собираюсь этого делать. Каждый выбирает: первое – что ты делаешь, второе – и еще более важное – как ты это делаешь.

— Большинство россиян сейчас задаются вопросом: «Когда уже на нас не будут сказываться ни цены на нефть, ни санкции недоброжелателей?». Что вы им ответите?

(Смеется) Санкции недоброжелателей… Когда мы перестанем ориентироваться на всех остальных. Когда мы перестанем участвовать вторым номером в комбинации. Даже последнее напряжение, в котором находится государство… Страна-то не все ощутила на себе. Пока через информационные каналы. Реальное напряжение, думаю, усилится чуть позже. Задумайтесь на минутку: мы же не инициативно поддержали выбор жителей Крыма и Севастополя. Не инициативно. Мы поддержали, потому что людей подвели к этой черте. А 20 лет назад была идентичная ситуация — был референдум в 92 году с такими же результатами. Тогда этими итогами пренебрегли.

Русское население истребляют в сопредельной, братской, я напомню, Украине. Соседи нам должны 20 лет, но единственные, кто сейчас им помогает и делает вливания в экономику, это мы – русские. Санкции на нас обрушили из-за того, что мы заступаемся за своих. Несмотря на то, что они разговаривают на элегантной смеси русского и украинского – суржике.

У нас все будет нормально, когда начнем гордиться своей репутацией. Страна же большая, но даже из этой большой страны люди, которые заработали заметные деньги, пытаются уехать куда-то. У меня есть этому свое объяснение – там не надо будет отчитываться. Отчитываться не в смысле деклараций, не в смысле, как ты это заработал, не в смысле формализации доходов. Я говорю о категории «стыдно – не стыдно». Когда ты все время здесь, когда ты знаешь, что тебе с соседями завтра встречаться – понимаешь, что на лестничной клетке гадить нельзя. Только потому, что тебе стыдно завтра будет.

Важно научиться работать на благо сначала себя, потом своей семьи и только потом через налоги на свою страну, на государство. Тогда все встанет на свои места.

Мы никого не заставляем ложиться под Россию. Просто предлагаем уважать наше мнение. И уже такой вой вокруг. Нужно понимать одну простую историю – никакие даже самые гениальные международные политологи и экономисты не заинтересованы в том, чтобы мы были сильными и самобытными. Когда нас упрекают в том, что наша страна традиционная – я с этим не могу не согласиться. А что плохого в том, что мы поддерживаем правильные традиции, что новосибирское Законодательное собрание инициирует очень простой и правильный закон, из которого следует: «Пока дети не сформировались – не надо рассказывать, что нетрадиционная сексуальная ориентация – замечательно и красиво»? И нас за это еще прислоняют? За что? За то, что мы защищаем своих детей? Да с какого перепуга мы должны на кого ориентироваться? С какого? Кто нас так напугает? Мы расслабленные в мирное время. Но как только угроза – мы собираемся. Я тут имел общение с немецкой делегацией, которые мне долго рассказывали, насколько мы не правы. Я говорю: «Скажите, вот вам для чего, чтобы у нас было плохо? Для чего? Вы же в двух войнах участвовали против нас. И оба раза огреблись. Вам надо молиться. Креститься левой пяточкой, чтобы у нас была тишь да гладь. А вы беретесь расшатывать ситуацию. Для чего?»  . Поэтому нас все будет хорошо, когда мы будет руководствоваться собственными интересами.